- Сотвори из этого обычного золота вещицы, мастер, - голос мага раздавался уже за спиной мастера. – Да не просто какие-нибудь, а самые что ни на есть чудесные! Такие, каких еще никто и никогда до тебя не делал! Такие, что как глянешь на них – сразу поймешь, что не простые это вещи!
- И что потом?

- А потом, я награжу каждую из вещиц духом из потаенного ларца человеческих желаний! Станут эти духи людям помогать да и оберегать их от всяческих разочарований.
- Доброе это дело? – сомневался мастер. Не верил он, что мог просить его волшебник  о том, что бы помогать людям. Уж больно странно все это было: и руда гномов, и духи ларца желаний, а особенно мечта мага сделаться, что ни на есть «самым-самым волшебником».
- А ты сделай, - говорил ему в ухо маг. – И коли доброта и свет будут в твоей вещице, то и дух из ларца будет таким же. Разве ты так не уверен в себе, мастер? Может, ошибся я, и ты не достоин сей почести? Ведь коли сможешь ты сделать то, что затмит собою звезды и ангелов, то и слава о тебе дойдет до самого неба! Неужели ты недостоин сего?
- Достоин! – обернувшись, крикнул мастер, но никого не нашел в своей мастерской.
Подошел человек к распахнутому в ночь окну и дивился только, что не было на небосводе ни одной звездочки. Словно знали звезды и ангелы небесные о задуманном мастерами деле и не одобряли их.
Только мастер не стал думать об этом. Заперся он в своей мастерской и начал изучать прожилки руды, зарисовывать их естественные нити, затем чтоб лучше потом наложить на них рисунок искусный. Много-много читал он о звездах, об ангелах и не трогали его сердца ни красота небесных светил в вечерние и утренние часы, ни старинные легенды о деяниях людей, направляемых ангелами.
Поселилась в сердце мастера одна идея: создать то, что затмит собой красоту небесную.
С тех пор много или мало времени прошло, а в лавку мастера перестали заходить состоятельные горожане. Мастер не делал больше новых вещей, потому и стало господам скучно ходить и смотреть на самые что ни на есть обычные золотые поделки.
Долго причитала жена мастера, пытаясь растормошить и  оживить сердце и душу супруга, указывая ему и на исхудавшее личико их сына, и на большие образовавшиеся по углам их дома щели, из которых веяло холодом и сыростью. Жена его как могла, затыкала их тряпками и соломой, но в доме все равно из стороны в сторону ходил злой и колючий сквозняк. Однажды, уколовшись этим сквозняком, заболел и их сын. Жена долго плакала под дверью мастерской, но мастер так и не внял ни ее словам, ни слезам.
Жена его, закутавшись в старый бабушкин платок, доставшийся ей по наследству, достала из витрины их лавки старые побелки в виде брошей и подвесок, и пошла пешком в город с тем, что бы продать эти вещицы проезжающим по большой дороге господам.  
В то время была лютая зима, люди не только сами прятались от холода в домах и грелись  у камина, но и накрывали соломой и тряпками скот и птичьи места.
Жена же мастера целый день простояла одна на дороге – никто не ухал ни в одну, ни в другую сторону.  Так, ни с чем она вернулась домой, оплакивая свое несчастие.
Мастер же, изможденный работой, заснул прямо среди инструментов, на чертеже. И снился ему странный, необычайный сон. Будто наполнилась комната его темными тучами, что проникали в мастерскую ото всех щелей. И начали тучи меж собою сорится: толкали друг друга, глотали и вышвыривали обратно в щель. А последнее, оставшееся в комнате облако возьми да и пролейся над его столом крупными каплями стирая все его рисунки. И капли эти превращались в крупные необычные жемчужины, странные по месту своего рождения и необычайные по спектру цветов в каждой из них:   от непрозрачных, словно металлических, женчужинок до разноцветных, отражающих в себе все, что ни окружало их. Металлические жемчужины стали биться, драться так, словно пуляли они друг в друга из невидимых маленьких пушек. Другие жемчужины были прозрачные, отражавшие все что ни было вокруг, а сами они пускали алых зайчиков каждый раз, когда свет от убогой лучины падал на них. В солнечный же день свет сияния их было столь велико, что заслоняли оно собой солнце. И жемчужины эти,  прозрачные, соединились меж собою так, что стали напоминать гусеницу, проползали сквозь свертки лежащих на столе мастера бумаг, и каждый раз превращались они в прекрасные, невиданные никем до этого бабочки. Третья, одна единственная жемчужина хоть и была прозрачной, но отражалось на ее поверхности только золото. Светила, вспыхивала золотыми огнями жемчужина,  словно сама была сделана из жидкого золота.